Вульгарный материалист
У меня отец чиновник был. Он приходил и в 7, и в 8, и в 9, и в 10. Иногда в субботу работал. И так работать за такие деньги я совершенно не хотел. А сосед у меня работал на заводе. Он уходил в 8, и в 5 он уже был дома. Они отдыхали на юге, а я нет. Они себе могли позволить уехать всей семьей, а я нет. Меня в пионерский лагерь посылали. Родители не могли выехать. Я к бабушке ездил. Но я в принципе, очень хотел заниматься планированием народного хозяйства, вообще экономикой. Именно экономикой с детства было очень интересно. Но, к сожалению, «пролетел» на дневное обучение из-за лени. Сдал бы документы на один день раньше, был бы на дневном обучении, а поскольку не сдал, попал на вечернее. А когда сдавал экзамены, мне было предложено «Слушай, — говорят, — ну, не лезь ты на это планирование народного хозяйства. Иди на экономику труда, тоже экономика». Поскольку я не очень понимал, что это такое, а факультет общеэкономический, думаю, ну, какая разница – планирование народного хозяйства или экономика труда? Ну, там экономика, и здесь экономика. Согласился. А как начал работать, мне очень интересно стало.
Когда перешел с третьего курса на специальность, я понял, что все, чему меня учили, в жизни великолепно работает. Но, кстати, вот это вот детское, скажем так, убеждение – оно осталось и сейчас. В институте меня называли «псевдонаучно-вульгарным материалистом», в смысле, вульгарный – «простой». Не ругательство, а «простейший». То есть я всегда ставил и сейчас ставлю экономику во главу всего. Экономику не с точки зрения производства, а с точки зрения экономических отношений. Я, честно говоря, даже не хотел на госслужбу, но, просто ткнувшись в несколько «почтовых ящиков», на крупные предприятия, мне сказали: «Нет, молодой человек, у нас вон желающих с высшим образованием – выбор есть. Куда уже… зачем же вы нам нужны?» А здесь желающих не было, здесь молодежь набирали.
Если бы знал к чему мы придем после 1991 года, конечно, не пошел бы на госслужбу. А зачем? Ради чего? Цель? Я бы пошел в банковскую систему, я бы работал бы, допустим, в Госбанке, в Сбербанке. Я, может быть, пошел бы на работу в любую государственную внешнеэкономическую контору. Я, может быть, пошел бы, если б знал о развитии событий, я пошел бы, может быть, в банковский сектор, может быть, остался бы в торговле, именно в торговле, в магазине, к товару.
«Лебединое озеро»
Первое значимое событие для меня – это когда я пришел в Госкомтруд СССР. Пока это еще была мощнейшая организация, обладающая колоссальным влиянием и значением в СССР. Второе – 1991 год. Я был на даче, в отпуске. «Лебединое озеро» смотрел там по телевизору. Отец работал, поэтому сказал: «В город, — говорит, — не выезжай, не высовывайся». Ну, я уже был не союзный чиновник, а республиканский. Но развитие событий, в силу своего вульгарного материализма, я просчитал и очень до сих пор расстроен, что не ошибся. Это как раз тот случай, когда ошибка была бы мне приятней, чем моя правда.
Дальше период работы, мой первый период работы в «Белом доме», но из событий на уровне страны больше всего повлиял путч. Только путч. Потому что изменился принципиально образ жизни у людей, а у меня — нет. Я так и не смог перестроиться. Я не могу обманывать, я не могу ходить по трупам и не пойду по ним никогда. Я никогда не сделаю подлости ни за какие деньги. Если я о человеке думаю хорошо, я ему об этом скажу в глаза, если плохо, я просто промолчу и не буду с ним общаться. В СССР такое тоже было, но мне повезло. Молодой, оптимист, и не сталкивался с этим ни с чем. А потом стал систематически сталкиваться, даже я сказал бы, что регулярно. Насколько честь, совесть и порядочность влияют на карьеру непосредственно? Чем их меньше, тем быстрее профессиональный рост. Современный анекдот. Что-то мне не смешно, знаете.
Школа жизни
В «Белом доме» — это школа аппаратная. Там собрались великолепные специалисты. Туда подобрали специалистов и с Совмина Союза, были специалисты из аппарата ЦК. Тогда отбирали, лучших из лучших, вот я с ними и познакомился. Традиции, культура, основные принципы отношения к людям, что ни в коем случае нельзя, решая вопрос, думать об отчете. Другими словами, нельзя решать вопрос ради того, чтоб отчитаться о его решении. А решая вопрос, надо, первое, сделать так, чтобы никто не пострадал, и чтоб стало лучше, и второе, решать его таким образом, стараться, чтоб уже больше не возвращаться к этому вопросу. То есть его надо решать так взаимоудовлетворимо, чтоб он больше не вставал. Все, решили и пошли дальше.
Я могу сказать, что те документы, по которым сегодня проходит федеральная госслужба, писали мы тогда там, многие указы, которые не переписаны были после. А которые переписаны – идеология сохранилась та же самая. Ничего принципиально нового в них не внесено. Заменены слова, заменены подходы, но принцип тот же самый, основа та же самая. Положив два документа, можно сказать, что, да, следующий чище, грамотнее. Но у людей было 5-10 лет подумать, чтоб вычистить документы, но суть сохранена.
Я никогда не спорил с теми, кто ниже по должности. Я им объяснял, а спорил с начальством. Только когда я пришел на должность руководителя, уже со мной начинали спорить. У меня была просьба ко всем, и я сейчас прошу своих подчиненных: «Ребята, — говорю, — если у вас есть свое мнение, и вы его можете аргументировано доказать, пожалуйста, докажите, убедите меня в правоте в своей». У нас зачастую работает принцип «Я – начальник, ты – дурак». Как вы думаете, откуда она пришла, эта фраза? Из аппарата. «Делай, как я сказал». Потому что дискуссия с подчиненным сжирает большое количество времени, которого у начальника просто нету. У него есть еще свой начальник, который дает ему вводную: «Это сделай, это сделай». Если дискутировать с каждым сотрудником, ты заползаешь не за двенадцатичасовой, а за восемнадцатичасовой рабочий день. Но, тем не менее, жертвую временем для того, чтобы убедить человека. Тоже, опять же, Вы извините, пословицы не придумываются, просто в тему ложатся: «Скотину накорми, человека убеди». Человек, который понимает цель, и который понимает подходы и принципы, он гораздо более эффективно работает. Его не приходится потом править, он знает, что делает. То есть потеря моя времени на дискуссию окупается сторицей, когда человек начинает работать самостоятельно.
Когда я пришел на руководящую работу, те подходы, видения, которым меня научили старшие товарищи, попробовал реализовать, но уже сам, и вот это для меня был кардинальный перелом. Я вынужден был брать на себя ответственность. Вы знаете, это жуткая штука. Я вот до сих пор больше, гораздо больше, чем вот нервотрепки во время подготовки документа, беготни, согласования, больше боюсь всего – это ответственности. Я ее беру на себя, но я боюсь. Мне страшно за ошибку, потому что ошибка в экономике – она страшнее ошибки в медицине: пострадавших больше. Мне не страшно отвечать, мне страшно людей обидеть. И ее исправить сложнее. Ничего уголовно наказуемого, административно наказуемого, я никогда не совершал. Дисциплинарной ответственности я не боюсь, я готов уйти. Я боюсь, мне будет стыдно перед людьми. Мне будет стыдно перед теми чиновниками, для которых я принимаю решения, которые меня знают. Страх, страх стыда.
Жизнь «по долгу службы»
Что касается трудностей в работе. Да их, понимаете, море, начиная с того, что как всегда возникают проблемы, начиная с канцтоваров. Уходит бумаги не меряно. Большинство людей, за исключением, может быть, людей поколения молодежи, кто с детства работает с экраном, не любят читать с экрана. Я тоже очень не люблю и не умею. А многие читают, бегло книжки читают с экрана компьютера, пролистывая на перемотке. Гении! Я не умею.
Под документ иногда, бывает, уходит пять, шесть, иногда и больше вариантов. Написал, прочитал, поправил. Понравилось, отдал. Сделали замечание – поправил. И вот эти вот варианты правки накапливаются. Бумаги уходит море, иногда ее просто не хватает. Вот начиная от таких проблем и заканчивая с проблемами, что иногда, сталкиваясь с ситуацией, когда ты не знаешь, как себя вести.
Нет свободного времени для работы, море совещаний, море необходимости решения организационных вопросов. У меня рабочий день с 8-и до 17-и. Он считается ненормированным, но фактически это выливается в работу… В шутку говоря, — восьмичасовой рабочий день — с 8-и до 8-и. Иногда и до 9-и, и 10-и. Причем, здесь никто из руководства не требует, чтобы я сидел. Просто технически складывается таким образом, что в течение дня больше бегаешь вне кабинета, а в конце рабочего дня, набрав информацию, начинаешь ее пытаться как-то на бумагу положить. Ну, так через эти вот проблемы. Все-таки у организма и какой-то физический предел, и нагрузки… Не хотелось бы, чтобы инфаркт или инсульт пришел на рабочем месте. Нет, ну, истощение – оно к этому приводит, между прочим, физическое, психоэмоциональное истощение. Надо восстанавливаться, а как? Главное – когда? Я оформил загранпаспорт и в силу того, что по субботам работал, не мог его получить. Уже 5 лет прошло – я его не могу получить. Сейчас я просто отсыпаюсь по субботам, грех говорить. Просто просыпаюсь, чай попил, не ем, и опять спать. Мне до сих пор звонят: «Заберите паспорт. Мы его даже, — говорят, — уничтожить не можем, у него уже срок действия истек, а он у нас, — говорят, — лежит».
У меня есть поручение, за которое я ответственен. Я не могу подвести руководителя ни при каких условиях, я его обязан выполнить. Условия, чтобы выполнить его в рабочее время, у меня отсутствуют, значит, я вынужден выполнять эту работу за пределами рабочего времени. Альтернативный вариант единственный. Не выполнять – это не обсуждается.
Есть такая нехорошая шутка – «Кто живет по долгу службы, тот подолгу не живет». Печальная шутка, по-моему, сугубо российского происхождения. Можно уйти, но вопрос – куда? Когда я учился, мы проходили марксизм-ленинизм, его составные части – политэкономию, научный коммунизм, историю партии, и критику буржуазных теорий. У вас сейчас все наоборот. У вас сейчас буржуазные теории и критика марксизма-ленинизма, в лучшем случае, а иногда про него просто забывают. Так вот, Энгельс, по-моему, говорил о том, что самое жесткое принуждение – это экономическое. Вас можно заставить силой копать, но вас нельзя заставить думать силой. Это уже я за Фридриха домысливаю. Поэтому, естественно, что сидишь по своей воле. Экономическое принуждение – что-то есть надо. Работа нравится, а режим нет. И, взвешиваешь кусок колбасы и состояние здоровья, – здоровье пока еще позволяет, а колбаса нужна каждый день.
Служить не во благо, а руководству
Самое значимое событие – это когда подготовленные тобой документы потом подписываются. Чиновник для чего нужен? Чтобы служить на благо? Великолепно! Собачки служат. Собачки служат на благо за колбаску. Чиновник служит для того, чтобы решать вопросы, для того, чтобы защищать двойную функцию государства, двуединую, определения правил игры, деятельности хозяйственной, государственной, личностной и контроля за соблюдением. А вот во благо это или не во благо, зависит не от чиновника. Что такое «во благо», если можно? Это чтоб Вам было хорошо? Так не бывает! Потому что в рыночных условиях всем хорошо быть не может по определению. Если всем хорошо – это не капитализм.
Раньше не было капитализма, но тоже было нельзя. Объясняю, почему: потому что вместо частного капитала, который набивал себе карманы, было государство, которое то, что зарабатывали ваши родители, может быть, даже большую часть, чем сегодня, на что-то забирало: вооружение, помощь союзникам. Это то, что недополучали люди. Опять им не было хорошо. Не надо красивых слов. Знаете, у Чехова: «Аркадий, не говори красиво, все равно попадешь впросак». Меня служба во благо всегда удивляет. Служба государству – да, служба тому руководству, которое избрано – да. А благо определяем не мы, не наше руководство – наши потомки. Было ли это во благо или не было – да кто ж его сейчас знает-то? Иосиф Виссарионович… Чиновники служили? Служили. Они считали наверняка, что они служат государству, во благо. А какова сегодня оценка? Здесь оценочные показатели возможны только с большого расстояния, издалека.
Здесь я даже не столько сам оцениваю свою работу, сколько я подхожу по формальному признаку. Работу делаю с удовольствием. Мне нравится писать, мне нравится продумывать варианты, мне нравится писать так, чтобы решение было удобно, выгодно руководству, специалистам, кто эти решения выполняет, и тем людям, на кого мы работаем. Вот как только руководству и чиновникам рядовым будет нормально, документ начнет работать. Если один из этих уровней будет недоволен принимаемым решением, — блокируется решение. Начальник не дает указание, специалист не выполняет, люди не пользуются. Ну, если неудобно, зачем оно вам надо? Мне это нравится. Если вот так раскладывать по полочкам: а вот в этом случае? а если вот так? а вдруг дурак попался в схему? Значит, должна быть защита от дурака. И как только эта схема складывается – это удовлетворение, личное такое, эмоциональное. А вот когда подписывает руководство, да еще после обсуждения иногда или в Городской Думе, или в Государственной Думе закон проходит, или Администрацию президента проходит, а там умнейшие люди сидят, и они не могут придраться, и подписывает президент. Это уже оценка. Это уже оценка не моя, это оценка тех, кто давал замечания, и кто подписывал. Они согласились. Это такое удовлетворение получаешь! Думаешь: «Господи! Ну, надо же, удалось, сложилось!»
«Сидеть можно на чиновниках»
У чиновников практически армейская субординация. Можете заменить, у нас ведь русский язык богатый чинопочитанием. Ну, я назвал бы не чинопочитание, — слишком старорежимно,- чиноуважение, уважение к должности. Причем, уважение к должности зачастую выше уважения к личности. То есть человека могут в аппарате не уважать, но с пиететом относиться к его должности – к полномочиям, к функциям, выполняемым по этой должности. Одно другому не мешает. Второе – практически армейская дисциплина. Она может быть более жесткой, менее жесткой, но она всегда есть. Порассуждать и не сделать нельзя. С точки зрения сравнения с журналистами, если для журналистов важны такие качества как наглость, нахальство, непорядочность, то здесь нужны занудство, то есть кропотливость, въедливость: «А покажите, где написано. А давайте посмотрим. А вот здесь написано не так, а вот так. А вот эта запятая… читает… поэтому предложение читается так». Это попытка подстраховаться и обеспечить соответствие, буквальное зачастую соответствие законодательству. Человек-функция.
Гляньте на 58-й ФЗ. Он называется «О системе государственной службы Российской Федерации». Там уже четко сказано, что «ребята, вся госслужба какая? Военная, правоохранительная и гражданская, — суть одна». Единая служба государственная. Она просто делится на военную, правоохранительную и гражданскую, а так она одна и та же. И это хорошо, между прочим, по многим причинам. Я вот не очень хорошо владею английским языком, но как-то в дискуссии мне иностранцы привели очень хорошие английские два слова. Управление — management, и второе – administration. Тоже управление. Так вот, у нас, в аппарате, должен быть administration. Тупые англосаксы придумали, развели management, но это другое управление, ребята, даже языки разные. А у нас в дипломе «Гос. и мун. управление» написано «manager» в «administration». Во как здорово получилось. И когда мы пытаемся насаждать сюда механизмы, действующие в рыночной экономике, мы упускаем только одно, что любой эксперимент над персоналом в аппарате – это государственная политика. Это не самодурство частного владельца фирмы, который рискует за свою дурь своим капиталом, своим бизнесом. Здесь риск для всего государства, для его опоры, для чиновников. Не армия опора, не силовые структуры – чиновники. Помните Наполеона? На штыках можно прийти к власти, на штыках нельзя сидеть. Сидеть можно на чиновниках. Они подушка, они руки, они… они… они… они организация!
«А посадки-то где?»
Про коррупцию я могу сказать, что это однозначно плохо. И если есть возможность, я всегда пытаюсь скрыть, что я работаю в аппарате. По молодости в СССР я гордился. Ну, тогда не было слова «чиновник». Но все знали – это зарплата, это человек, который… Конечно, все считали, что я принимаю решения, а я таблички рисовал, графики, писал: «Увеличить на 5%». Вот расчеты. Начальство говорило: «Не на 5, а на 4,5 или на 7». А потом я начал стесняться того, что я работаю в аппарате. Не сразу после 1991-го, это когда пошла волна в прессе о коррупции… Ну, тогда не было коррупции, были взятки, были откаты. Слово «коррупция» еще не использовалось. Мне стало стыдно признаваться, потому что, когда я говорил, что работаю в аппарате, следом я должен был, глядя на людей, оправдываться: «Ну, вот мы не делаем это, вот мы не вредим, вот мы не берем взятки». А они молчали, люди-то интеллигентные, воспитанные. Неудобно, ну, зачем себе создавать проблемы? «Где работаешь?» — «Да так, — говорил, — клерк в одной фирме». Все. Да, а чего стесняться? Кто я такой? Действительно, клерк в одной фирме.
Откуда взялось мнение, что чиновники все плохие? Фифти-фифти, 50 на 50. Оно и правильное, и оно созданное, на мой взгляд. Вот за 30 лет работы я ни разу не пересекался, ну, так вот, чтоб поздоровались за руку, чтоб я знал по имени-отчеству людей, которые бы брали взятки, откаты, воровали. Просто не знал их. Иногда вот, как я думаю, должно быть, те, кто совершает какие-то противоправные действия, за деньги, естественно, он не может не похвалиться тем, что он решил этот вопрос. Он не говорит, что он взял взятки, он говорит: «Я решил вопрос». Ведь решил вопрос – это где-то завизировал, где-то подписал. Человек же… человеку свойственно гордиться какими-то поступками. Не благовидность поступка в том, что он взял взятку, а достоинство в том, что он решил вопрос. Так вот, среди тех вопросов, которые решали люди, я лично не вижу второй стороны, которая бы эту взятку принесла. Слишком много людей, которым они сделали добро, и не за счет остальных. То есть, может быть, я не знаю, конечно, но вот я не сталкивался с этим. Поэтому я говорю, что 50 на 50. Зачастую из чиновника делает пресса врага, когда косноязыкий неопытный чиновник совершенно правильно отказывает в просьбе, совершенно правильно, со ссылкой на закон, но он этого объяснить не может, как собака Павлова. «Понимаю, — говорит, — а сказать не могу». Ну, не умеет он ответить. И вот над ним начинают изгаляться. А потом, когда говорят про всех чиновников, я знаю, что это уже вранье, поскольку я взятки не беру. Я знаю, что это вранье, потому что у меня сын взятки не берет.
Что такое коррупция? Коррупция – это продажность государственного аппарата.
С ней не просто имеет смысл бороться, а обязаны бороться, просто обязаны, потому что страдает государство. Но борются ли с ней, не знаю. Я чего-то в газетах не видел судебных процессов. В газетах я вижу статьи журналистов о том, что у нас насквозь прогнивший аппарат, и я не вижу статьи журналистов из зала суда, как раньше говорили, о судебных процессах. Но он либо прогнил, либо нет. Если не прогнил, то, значит… поэтому тут вот такая дурная ситуация получается.
С коррупцией борются, но явно недостаточно. Надо жестче, надо жестче. Для того чтобы навести порядок исполнительской дисциплины, трудовой дисциплины, вовсе нет необходимости махать шашкой или бить дубиной по голове всех подряд. Надо просто один раз, ну, регулярно повторяя, демонстрировать готовность к этому. Человека можно заставить быть честным. Если риск для вас как для личности выше выгоды… Тут проблема в том, как создать риск такой степени, чтобы невыгодно было брать взятки? Вот это проблема проблем, нигде в мире не решена.
Линия партии и правительства
Честно говоря, политических взглядов у меня нету, просто нету. Я признаюсь честно – в политике полный ноль, профан. Я очень завидую людям, которые могут объяснить, хоть чтоб я хоть понял, отчего, почему, что происходит. Я им очень завидую, кто в этом разбирается. Экономические взгляды я могу сказать: социализм, коммунизм как высшая ступень. Какая там будет политика, кто ее знает. Мне совершенно все равно какая. Я понимаю, что если ею не интересоваться, она заинтересуется мной. Ну, пускай, я не могу ничего, я не могу разобраться в политике и я держусь от нее в стороне – чем дальше, тем лучше.
Когда по телевизору, когда в интернете видишь, кто протестует, против кого протестует, я не могу понять, чего вот этих людей понесло на это место с этими лозунгами. Ребята, вы всплыли только благодаря тому, с чем вы боретесь. Не будь того, с чем вы сейчас боретесь, вас бы не было в таком состоянии. Они кусают руку, которая их взрастила, а это, по крайней мере, не то, что глупо, а это… неблагодарно. А я считаю неблагодарность одним из грехов. Человек должен быть благодарен за добро. Я не понимаю, для чего это все, я не понимаю, что они хотят добиться. Хорошо, вот в Думу пришли пять партий любых, все одинаковые. Слушайте, ну, до 1993 года так и было, я же помню, что это было – полный бардак. Туда вносят документы, они там зависают. Они не могут договориться, какое решение принимать. Ну, и что? Что, что тут хорошего?
В какой степени демократия влияет на толщину масла на Вашем бутерброде? Опять же возвращаюсь к тому, что я материалист. Я буду заниматься самоутверждением, я буду заниматься самореализацией, но только тогда, когда у меня будет нормальное питание, нормальная одежда, когда я себе все это смогу обеспечить, безопасные условия проживания и здоровье. Вот тогда я займусь самореализацией. Ежели голодный, босый, нагой полезешь заниматься самореализацией, то ты либо подвижник святой, либо сумасшедший. Самоощущение, свобода – масса этих прилагательных и существительных носят сугубо отвлеченное понятие.
Мне не нужна демократия, потому что мне нечего и некому сказать. Я не хочу выходить за рамки, в которых я компетентен. Я не могу брать на себя ответственность еще за то, что свобода слова должна быть большей или меньшей. Откуда же я знаю-то? Я не хочу, чтоб не было этой свободы слова, но я эту свою позицию никому не хочу навязывать.
Если б от меня зависело, я бы оппозиции предоставил два канала, три канала, четыре, только одно условие: ребята, когда будете обещать, говорите, что вы сделали. Как Путин – сделал это, сделал это, обещаю это. Ну, смысл обещать? Ну, приходит кто-нибудь из оппозиции: «Я вам обещаю луну с неба». Парень, ты хоть что-нибудь раньше-то сделал, хоть что-нибудь дал? Ну, смысл в эфире? Сотрясение воздуха. Вы посмотрите по «Комсомолке», насколько грамотно построено, четко в глаза бросается линия партии и правительства. Первая страница, переворачиваешь – президент, премьер. Четко. Но как грамотно построено. Читаю же с интересом по одной причине: обсужден такой-то вопрос, принято такое-то решение, такой-то отчет, то-то сделано. Ну, можно было бы наоборот перевернуть: сделано, обсуждено, предложено, но все равно набор тот же самый. Набор – он здесь одинаковый. Но, главное, что тебе показывают, что что-то сделано, главное, показано, что и не… не просто сделано, похвалили и забыли, а дальше пошли, в другом направлении, в этом. В голове не укладывается, объем слишком большой, но видно динамику, люди двигают, люди работают, люди делают.
Я, честно говоря, очень жестко бы карал за политические высказывания чиновников. У нас есть ограничения на занятия политической деятельностью, но очень мягкие. Вы не имеете права как чиновник принимать решения, исходя из политических указаний. Все, не более того. А я бы запретил и дальше. Я бы запретил чиновникам участвовать в любой политической деятельности в качестве чиновника. Вот после работы – вот тебе красный флаг, трехцветный, пятизначный, семицветный. Делай, что хочешь, иди, куда хочешь, но после работы. Если ты появляешься на экране, под тобой надписи «такой-то чиновник» быть не должно. Иван Иванович Иванов, ну, кто он такой? Ну, фиг его знает. Политические назначенцы – да, это их работа.
По стопам отца
У меня есть сын. Жена и один сын, и все. Нет, родителей у меня уже… Я их уже похоронил, своих, осталась только теща, но с тещей живем порознь. Жили с родителями вместе. Сын живет с нами, потому что перспектив получения квартиры нет. Жилья купить не на что. Семейных традиций в стиле британской аристократии, что вот надо делать именно так, таких традиций нет. Но, в силу того, что все замотанные, по субботам, по воскресеньям пытаемся найти возможность всегда, регулярно хотя бы просто посидеть у телевизора вместе.
Сын у меня тоже чиновник, так же работает, в таком же режиме. По молодости я рано женился, отец немного у меня прожил после свадьбы, но прожил. Ребенок успел сформироваться, лет 15 ему, 16 было, когда отец умер. Вы понимаете, отец очень любил внука, и они постоянно разговаривали. А отец у меня из таких, как говорят, твердокаменных большевиков, и вот он рассказывал: «Вот это сделали, вот это сделали, вот тут вопрос решили, тут вопрос решили, это помогли, это решили, вот здесь сделали лучше». И пацан… у меня парень абсолютно четко себе сформулировал позицию, что он будет работать для того, чтобы принимать решения, чтобы решать что-то. И шел вполне целенаправленно.
Аппаратная мечта
Есть ли у меня мечта? Да море. А если профессиональная мечта, ну, знаете, как у каждого. Кто-то хочет быть выше, кто-то ниже, кто-то толще, кто-то худее. Кому-то деньги, кому здоровье, а мне бы очень хотелось, честно говоря, чтоб у нас был профессиональный и мобильный аппарат. Вот, и, безусловно, честный. А профессиональный аппарат нужен только для того, чтобы не совершать ошибок, чтобы органы власти не выступали в роли пожарных, а выступали в роли регулировщиков, показывали, куда идти и как двигаться, а не гасили там конфликт, тут конфликт. Это же непрофессионализм, это неумение просчитать последствия принимаемых решений. Это безответственность. Вот это вот мечта. А вы представляете, сколько может дать хорошего нормальная организация государственного управления, которое организует нормально нашу жизнь? Это можно миллионы жизней спасти, это что угодно можно сделать, но только цель у государства должна быть одна и у каждого чиновника, вполне определенная. А то сегодня никак не сообразишь, вот глядя на некоторые решения, которые в прессе описывают. Они абсолютно нелогичны. Думаешь, ну, зачем же такое решение-то приняли? Ведь, в принципе, другой задачи у аппарата, у органов власти, у чиновников, у политических назначенцев, как создание максимально комфортных условий жизни для населения, нету. Ведь эти западные экономисты насчет «слуг народа» – они же абсолютно правы. Задача именно в этом – создать нормальные, а еще лучше, постоянно улучшающиеся более комфортные условия проживания. А как – это уже дело третье: защищаясь от внешнего супостата, подавляя внутреннего. Создайте нормальные условия и позвольте им развиваться только в сторону улучшения.
