Я закончил Московский педагогический государственный университет, специальность «Юриспруденция». Собственно, больше никаких образований не имею, кроме среднего. Значит, я на гос. службу попал довольно поздно, я на гос. службе с 2008 года. Я устроился в Министерство регионального развития, на самую младшую должность, это специалист второго разряда в Департамент развития федеративных отношений в российском управлении, в Отдел федеративных отношений. Там я два года отработал, потом поднялся на одну ступеньку, до специалиста первого разряда, это было большое событие. И отдел, и департамент занимался соответственно тремя уровнями власти и разграничением полномочий между ними.
Это как раз, говоря об одном из витков административной реформы. В этом витке участвовал непосредственно, потому что департамент занимался разграничением полномочий между органами власти, и мы занимались как раз 184 и 181-м законом, который собственно относит предмет ведения, и распределяет их между федеральными, и предмет ведения совместными усилиями. Отработал там два года, после этого перешел в министерство экономического развития. Был 2010, если я точно помню, год. Тоже на младшую должность и тоже специалистом первого разряда в отдел информационной политики, который собственно тоже является частью реформы.
Это был Департамент государственной экономики, он до сих пор существует в этом ведомстве и до сих пор существует отдел информационной политики, и вообще этот департамент, от минэкономразвития России, самый головной по мероприятиям, связанный реформами. Занимался этой информационной политикой, повысился до должности консультанта, тоже два года я там, кажется, отработал, после чего перешел от должности консультанта по приглашению в только что сформировавшуюся Федеральную службу по аккредитации.
Там работа конечно была совсем другого свойства. Гораздо более предметная, гораздо более полевая, но поскольку это был совсем-совсем молодой, он и сейчас молодой, орган власти, там мне не вполне, так сказать, устроили условия. В силу того, что заработная плата там была ниже, и работа была такая станочная, и вообще я мало понимал, что нужно делать в силу того, что это новый орган, и, проработав там где-то полгода, ну плюс у меня там еще семейные обстоятельства наложились на это, отработав полгода ушел на вольные хлеба, где полтора года работал юристом, в одной небольшой фирме, занимался, в общем-то, такими же, ну не такими же, а вещами, связанными с обеспечением деятельности органов власти. Ну, со стороны экспертного сообщества, скажем так.
В прошлом году, так получилось, что устроился обратно в минэкономразвития России. Сейчас, по долгу службы, приходится заниматься вопросами, связанными с развитием института оценки регулирующих воздействий. Оценка регулирующих воздействий имеет в себе две части.
Первая часть — это непосредственно подготовка к заключению, т.е. рассмотрение проектных актов, их анализ, проведение публичных консультаций с представителями бизнеса, подготовка к заключению. Вторая часть работы связанна, во-первых, с нормативно-правовым обеспечением, вы уже коллегой общались, во-вторых, с развитием института в целом, потому что эффективность оценки регулирующего воздействия, она прямо пропорциональна количеству и компетентности вовлеченных в нее лиц со стороны бизнеса. Соответственно поскольку в принципе отношения общественности и отношение к бизнесу госорганами, оно скажем так не всегда положительно. Есть комплексная задача, связанная с тем, чтобы преподнести сам институт оценки регулирующего воздействия таким образом, чтобы люди действительно убедились в его эффективности и действительно принимали участие. Потому что чем больше компетентных людей дают нам свое мнение относительно того как будет тот или иной проект акта влиять на инвестиционный климат, на деловой климат и вообще, так сказать, на бизнес, любые издержки удобства работы, тем емче и содержательнее будут наши заключения, тем меньше законодательных и нормотворческих инициатив в нашем бизнесе пройдет.
«Никакого идеологического убеждения идти на госслужбу у меня не было…»
Мне кажется, что на госслужбу попадают двумя путями – либо по собственным убеждениям, а у меня на тот момент никаких убеждений не было, я на самом деле до этого, до госслужбы, имел целый ряд профессий разных, но по большей части низко квалифицированных, которые просто позволяли мне зарабатывать какие-то деньги, а никакого идеологического убеждения идти на госслужбу у меня не было.
Второй путь как туда попадают – это по приглашению. Меня пригласил мой бывший преподаватель, который в определенный момент искал младших специалистов, а младших специалистов можно только найти, точнее, удобно найти, среди нежадных и довольно-таки голодных и в какой-то степени талантливых студентов. Вот видимо я был отнесен каким-то образом к категории интересных студентов, бывших, поэтому мне позвонили и сказали, что предлагается попробовать себя в службе.
У меня в отдел маленький, но два человека из трех, именно таким образом и пришли. В одном случае это была практикантка, которая закрепилась и осталась, в другом девушка, которая после института искала работу, проявила хорошую наглость, отправив резюме холодным способом, и таким образом пришла на младшую должность. Это правда, немножко другие сценарии. Я пришел не сам, меня просто пригласили. Госслужба она привлекает, как мне кажется, молодых специалистов, которые понимают, что это довольно стабильная штука, что если сегодня взяли, завтра не выкинут, что это довольно-таки солидная штука сама по себе. Допустим юрист, куда пойдет человек, закончивший специальность юриспруденция? Каким-нибудь помощником прокурора, помощником адвоката, помощником помощника судьи, либо вообще не по специальности, либо помощником юриста опять же. Для тех людей, которые выбрали гражданско-правовую специализацию, им, наверное, правда, интересно копаться именно в этой стилистике, ну вот они таким путем идут. Именно так многие мои однокурсники и поступили.
Про наличие определенного процента людей, которые любят родину… Он ничтожен. Просто, так скажем, людей, которые действительно любят родину, чтобы идти работать на государственной службе, а не процент людей, которые говорят…
Вот я, допустим, пошел довольно спонтанно, но пошел спонтанно потому, что ну как-то вот сложилось предложили, и я пошел. Но дело в том, что мне так чтобы было прям, куда выбирать идти, поэтому здесь мою ситуацию можно тоже погрузить в категорию отрицательного отбора. Но я, конечно, гениальным юристом себя не считаю, и вуз у меня, далеко не профильный, не МГЮА, МГУ, просто юридический факультет одного из московских университетов, хоть и государственный.
Есть, как мне кажется, определенная категория людей, процент, точнее, людей, которые идут на госслужбу, как на стажировку. Самую типичную модель я вижу такую – вот допустим человек заканчивает институт, у человека обеспечен быт, в силу каких-то причин, ему есть на что жить, ему не так важна зарплата, и он идет по стажироваться, понять, как эта система работает, для того чтобы обрасти там какими-то связями, получить опыт работы, а дальше уже там… Вот к моему случаю это тоже можно было в какой-то мере отнести, потому что я спонтанно пошел, я даже не раздумывал, с другой стороны я пошел, имея это в виду, т.е. это государственная служба.
Но государственная служба меняется, и вообще положение вещей меняется, но сейчас это, может быть, не так воспринимается. А когда я устраивался, мне казалось, что это как раз именно тот путь в общество людей, которые рано или поздно просыпаются в других местах, и таким образом ты вот получаешь некоторый спектр общения, который может тебя куда-то вывести. Так что я и с отрицательным отбором согласен и с люблю родину согласен и еще считаю, что есть такие мотивации. Я думаю, что есть люди, которым родители сказали идти на госслужбу – отработаешь пять лет, условно, а потом мы тебя в Газпром устроим.
«Поступил документ – ответил на документ…»
У меня в работе процедурных моментов критически мало. Т.е. у меня деятельность довольно такая проектная, т.е. с одной стороны очень много текучки, связанной с информационными порталами – это постоянно звонки, электронные письма, вообще вся работа по электронной почте, как машинистка сидишь, ее не видно, но она есть.
Есть работа, которая в конце дает какой-то результат, ее можно показать, что ее сделали, но во всем этом, каких-то разграничений нет, кроме условий руководства, которые говорят, что это надо сделать и тогда-то. Что касается моей предыдущей работы на госслужбе, она была гораздо более формализована, гораздо более бюрократизирована, т.е. фактически вся работа госслужащего сводится к тому, что поступил документ – ответил на документ.
Понятно, что в этот документ вкладывается какие-то зачатки идеи и т.д. Т.е. это такой обмен мнениями и т.д., но у каждого документа есть срок, у каждого документа есть порядок, ответы на него… все это очень регламентировано. Поэтому на предыдущей своей работе приходилось руководствоваться, естественно, этим правом, которое установлено.
Что касается коллег, вот, допустим, это касается коллег, которые подготавливают заключения, вы с ними общались перед этим, у них все регламентировано, есть четко установленный порядок действий, четкие сроки согласования, поэтому они на это четко ориентируются, но ориентируются не они, а их заставляют на это ориентироваться служба делопроизводства, как в любом органе власти. А в органах власти, где предоставляются государственные услуги, там еще все более регламентировано. В каждой государственной структуре есть административный регламент, в котором четко прописано кто и что на каком этапе должен делать. Соответственно, любой человек, который эту услугу предоставляет, для него это настольная книга.
«Одной расческой все не причешешь…»
И одной расческой все не причешешь. Если это федеральная служба, то надо понимать, какой у нее объем работ, какой у нее объем ресурсов, для выполнения этого объема работ. В случае если процедура понятная, прозрачная и относительно простая, под нее есть достаточный ресурс, человеческий, и любой другой, то мне кажется, что не проблема, чтобы она выполнялась правильно. Иначе это уже вопрос к людям, которые ее выполняют. Почему если у вас все возможности для выполнения есть, процедура не выполняется корректно. Вопрос, либо вы филоните, либо процедура неправильная. Но у нас, к сожалению, наши реалии другие и есть органы власти, где данный государственный ресурс, на выполнение тех процедур, которыми органами власти он уполномочен, он несопоставимо ниже, чем тот объем работ, который приходится делать. Тогда естественно вся система сбоит. Естественно все процедуры они либо удлиняются, либо где-то ломаются, либо где-то есть попытки их обойти, чтобы соблюсти хоть какие-то ключевые, важные моменты.
Есть вопросы проходные, там приоритет, как мне кажется, целесообразно отдавать процедурным моментам, потому что там содержательная составляющая меньше, а все-таки здесь государственная служба и надо соблюдать порядки, иначе к тебе могут быть применены меры ответственности. Вторая часть вопросов – вопросы концептуальные. Если они требуют действительно более серьезной проработки, более долгого обдумывания, более долгого согласования, если они являются спорными и требуют обсуждений, достижений какого-то консенсуса и т.д. То здесь, как мне кажется, правильно было бы пренебречь формальными моментами, связанными с процедурами, но лучше проработать тот вопрос, который действительно требует и является настолько важным, что его надо действительно правильно решить. Но это как бы полюсные понятия и что-то есть где-то посередине, и это все как-то на балансе делается. Есть просрочки, конечно же. Т.е. есть безусловная установка на беспрекословное соблюдение процедур, но в случае если это выходит за рамки… Вот если за рамки выходит не существенный вопрос, и вы его просто просрочили, по причине отсутствия дисциплины, то соответственно это не очень хорошо и должны быт применены меры ответственности. А если это вопрос, который потребовал более серьезной проработки и из-за этого какие-то вещи пошли не так, то в большинстве случаев, по крайне мере, встречают понимаем.
Любой вопрос спускается от самого верха до самого низа и возвращается обратно. И в любом моменте этой траектории он может быть поднят как серьезный.
«У правоохранителей проще. У них поймал – посадил»
Есть мотивы, которые подталкивают человека к тому, чтобы обойти эти вот самые регулирующие деятельность процедуры. Коррупция заключается именно в том смысле, чтобы побыстрее. Или чтобы в пользу той или иной стороны принять решение.
Я вот не сталкивался никогда, но просто знаю, какая она есть. Это не только из-за сроков. Это может случиться, когда в большой стопке документов важно, чтобы ваш документ должен лежать первым, но это не касается госслужбы. Это касается, допустим, предоставления госуслуг, когда вы, допустим, заявитель там, частное лицо, которое имеет интерес получить эту гос. услугу быстро, потому что на этом завязаны ваши финансовые показатели, то вам выгодно, чтобы эта услуга прошла быстрее остальных, например. Иногда вам нужно, чтобы она была качественно сделана вовремя, в вашу пользу, тогда, когда вы получить ее не особо-то можете, но получить должны. Тогда да.
Мне меньше понятна коррупция между чиновником и чиновником, не понятно на каких, так сказать, она может родиться основаниях, и по каким правилам она может существовать. А часто бывает так, хотя это не мой профиль работы, я дилетант, есть нормативно-правовой акт, он устанавливает определенные правила игры. И эти правила игры одному бизнесу могут быть выгодны, а другому бизнесу одновременно могут быть не выгодны. И тогда у них сталкиваются интересы, и здесь, как мне кажется, почва, чисто номинальная, абстрактная, она есть, конечно же. Попытаться обеспечить принятие выгодного решения или не принятия невыгодного, оно мотивирует конечно, для того чтобы это простимулировать. Но тут, мне даже, никого не защищая, никого не обеляя, даже никакой нигде предпосылки не вижу.
Борьбу с коррупцией тоже можно делить на несколько составляющих. Можно с коррупцией бороться, т.е. условно говоря, хватать коррупционеров и получателей взяток за руки. Этим занимаются правоохранительные органы, есть уголовные статьи, людей сажают. Суд работает, прокуратура работает, следственный комитет работает, полиция работает, все работают. У них задача такая – поймать, расследовать, посадить. И есть часть этой работы, которая связана с тем, чтобы выстроить некоторые процессы таким образом, чтобы коррупция была либо невозможна, либо невыгодна. То есть сократить количество контактов чиновника с гражданином, сократить количество лакун, которые позволяют ту или иную процедуру видоизменять, либо как-то что-то обходить. Оптимизировать государственные функции и государственные услуги, чтобы их было легко реализовать, легко получить, чтобы коррупция была попросту не нужна. Допустим, предприниматель или частное лицо, им было не за что платить. Это механизм настройки.
Есть реакция на коррупционное правонарушение, а есть механизмы настройки их недопущения. Мы, со стороны минэкономразвития России, занимались именно вторым моментом. И конечно, эта работа, она у всех вызывает некоторый скепсис, потому что это тоже какая-то бюрократическая вещь. Создаются комиссии, создаются советы, люди все собираются, ну в смысле госчиновники, что-то обсуждают, вырабатывают какие-то меры, потом это все верстается в планы, потом это все превращается в довольно объемную бюрократическую работу, и каждый ее государственный орган еще внутри себя эту работу начинает организовывать, а это, собственно говоря, то же самое. Это руководитель органа утверждает планы, начинают копошиться люди…бумага для бумаги на бумагу. Поэтому эта работа такая, которую сложно пощупать. У правоохранителей проще. У них поймал-посадил.
