На улице ко мне подошла женщина. «Это вы тут ищете пожилых людей? Моей бабушке 95 лет. Если хотите, можете с ней поговорить». Двор и дом произвел самое положительное впечатление, очень ухоженный, чистый, уютный. Поэтому особенно удивительно было узнать, что еще 4 года назад дом был полностью загажен, а двор – заброшен. В доме из-за работающего кондиционера прохладно. Мария Петровна лежит на кровати, в соседней комнате смотрят телевизор две ее правнучки.
Разговор проходил в присутствии внучки, которая очень много рассказывала как о жизни бабушки, так и о собственной очень тяжелой жизни. Сама Мария Петровна говорила не так много, в основном подтверждая или дополняя слова внучки. Видно, что внучка с бабушкой очень близки, и видно, насколько сильно внучка любит бабушку, считая ее матерью.
Текст построен как разговор трех человек: интервьюера (в тексте обозначен буквой И), внучки Элеоноры (Э) и бабушки Марии Петровны (МП).
***
Э: Бабушка родилась в 22-ом году в селе Алексеевка, 7 килóметров отсюда. У нее было пять братьев и три сестры. Она самая младшая, самая любимая. Все у нее уже умерли, одна осталась как самая младшая.
И: (обращаясь к Марии Петровне) А вы замужем?
МП: Зарегистрировалась, проводила [на фронт] и до сих пор не видáла (плачет).
Э: За месяц до войны они познакомились, ей было 19 лет, через месяц он погиб, и только в 47-ом году пришла похоронка. Это ей было уже 25 лет.
И: А с кем потом познакомились?
МП: Ни с кем! Вот с дядей Колей Емельяновым познакомилась. Мы чего-то с баржи выгружали и познакомились, просто как товарищи, не жили, ничего. Потом стали дом строить. Дом состроили.
Э: Она работала на барже и там сошлась с мужчиной. Он был капитаном, она матросом. Он принял ее ребенка, хотел принять и второго, которым она была беременна. Они решили построить этот дом. Но она с ним так и не расписалась, просто вместе жили. И мама моя, ее дочка, говорила, я не Сергеевна, я Николаевна.
МП: Половой жизнью я почти не жила. Забеременела и всё – родила девчонку.
И: От кого?
МП: От Емельянова!
Э: Нет-нет.
МП: Что нет-нет? Я что не помню?
Э: А Сергея ты куда дела? Ты как раз родила мать и убежала от него, он грозился убить, что-то такое. Человек был очень жестокий. Она просто вычеркнула это из головы, для нее это было шоковое состояние. После войны мужчины же не валялись. Ну и естественно, когда на нее кто-то посмотрел, она сошлась с человеком, родила от него ребенка. Он какой-то тиран оказался. Она взяла ребенка и убежала в чем была. И как раз на баржу попала, где сошлась с дядей Колей.
МП: Разве все припомнишь? Это 60 лет назад было! В общем, с Емельяновым я пальцем не дотрагивалась. Мы с ним не спали даже. Жили вместе, спали отдельно.
И: А почему с дядей Колей не спали-то?
МП: Он атрофированный был. Он был где-то в плену, и с испугу у него все атрофировалось. И мы спали: он на дворе в кухне, а я дома.
И: А что со вторым ребенком стало?
Э: Получилось как, раньше было что-то вроде ручного управления на баржах, такие палки как весла, они крутят эти палки и поворачивают баржу. Она была беременна вторым ребенком. Начался шторм, и вот этим бревном ей ударило в живот. У нее разрыв матки, матку вырезали. И больше она не смогла родить.
И: А дядя Коля умер?
МП: Умер. Зимой стали стелить доски на полы. И мой дедонька носил бревна мерзлые на плечах и упал боком. Упал боком и почку нарушил, чуть не оторвалась совсем. За руки, за ноги, вызвали скорую, в больницу. А в больнице, чё, неделю полежал, и домой выписали, помирать. Неделю дома пролежал. И я так вот сидела около него, а он на кровати. В день одни яички ел и стакан молока. И как мужа я схоронила и до сих пор одна. И помидоры сажаю и бревна пилю.
Э: Она такая! Она до 80 лет сама бегала!
МП: Я дома в месяц две ночи ночевала. С темна до темна в больнице. Целый день работаю, ношусь как сатана, бегу, один кричит, подымай, другой – подтирай, третий кричит воды. Одна на три палаты, 16-17 человек. Бегом. Машенька, Машенька. Все ждут меня. Намою, одену, причешу и на операцию. А домой приду ночью, свет включу, во дворе, за двором все перемою, окна вымою. И утром иду наглаженная, настиранная, и комар носу не подточит.
Э: Она санитаркой работала. В хирургии 17 лет проработала.
И: А как получилось, что она одна осталась? Помимо Вас есть еще внуки?
Э: Я старшая внучка. Помимо меня еще четверо сестер и один брат. Одной она дом подписала, и та уехала в Краснодар, ее бросила. Я жила в Ессентуках. Я не могла приехать, потому что у меня дочку после вторых родов парализовало. Но когда дочка встала на ноги, я приехала к бабушке. Это 4 года назад было. И людская жестокость меня просто поражает… Здесь невозможно было зайти в дом. Во-первых, дом весь был заросший лианами до самой крыши. Просто даже не знали, есть ли тут дом! Даже до туалета невозможно было пройти, все было заросшее, весь двор. И она кричала в окно: «Люди, помогите!»…
МП: «Дайте воды попить!»
Э: Да, она кричала в окно: «Люди, помогите! Дайте воды попить!». Она тогда еще ходила. Она же слепая. Вышла на улицу и потерялась во дворе. По забору ходит, не может найти. А на улице мороз. «Помогите, помогите!». Никто не помог. Вот неделю она в окно кричала. С окошка руку просовывала и со стекла пила воду. Это какое должно быть сердце! Это в войну люди помогали друг другу, а сейчас…
МП: Сейчас знать не знают.
Э: Ну придите вы, принесите бабушке ведро воды, да даже если вы ей горшок выльете, что такого с вас будет? Да она со своей пенсии деньги бы дала, заплатила бы. Когда я приехала, у бабушки были ногти как у бабы Яги, такие же длинные. Она себя всю царапала, не могла даже кушать.
МП: Как обезьяна!
Э: Печку же еще топила. Как она не сгорела, я не знаю. Тут кошки накакают, написают, она наступила и дальше пошла. Здесь линолеум мы весь сдирали, потому что невозможно было.
И: А что же другие внучки? Не приезжали?
Э: Внучки не приезжали, им нафиг это было не нужно. Брат умер, сестра умерла, две живут здесь, одна в Краснодаре, и я в Ессентуках была. А я сюда приехала дачу продавать, я там дом строила. Но как это все увидела, я больше никуда не поехала, потому что бабушка для нас сделала очень многое. И я просто не смогла. Но люди…Я просто поражаюсь, как могли люди не подойти? А она же слепая, и заходили наркоманы, берут, воруют, вытаскивают. Она говорит: «Ребят, ну что же вы делаете, я же слепая». А они: «Заткнись, бабка, а то тебя прирежем». Вот только Галя одна откликнулась. Всех пристыдила соседей, что как вы можете, там человек кричит. А они: а мы не поймем, кто кричит, чего кричит. Она еще год ей помогала.
МП: В общем, жива осталась. А мама у меня лечила рожу, грыжу, детей. Груди снимали, отрезали, а я заговаривала, и грудь была целая.
Э: И даже рак на ранней стадии лечила. У нее это потомственное, испокон веков это длилося, передавалося. Но мы это уже все как-то растеряли, мы уже это все не можем. Да сейчас это уже и не нужно, потому что есть лекарства. А раньше люди к ней ходили, ходили – нужна была. «Ой, теть Маша, до 100 лет тебе дожить!». Никто не пожелал здоровья, все до 100 лет дожить. Вот она и живет, а здоровья нет. И для нее важно, когда люди помнят добро, когда люди, которых она лечила, говорят спасибо. Никакие материальные ценности для нее это никогда не заменят. Даже Путин пришлет открытку, для нее это радость немыслимая.
МП: Я людей лечила, а Бог меня лечил.
Э: У нас в роду, первые дети в семье – это знахарки, ведуньи, кто-то черной магией занимается, кто-то белой. Вот бабушка у меня белой магией занимается. А прапрабабушка моя занималась черной. А тот, кто занимается черной магией, его четвертое колено расплачивается. И я как раз четвертое колено. Жизнь у меня несладкая была: у меня и дочку парализовало и у второй суицидальные наклонности, снимали с петли, и опухоль груди, и муж умер, и отчим педофилом был. Я столько всего пережила. И сказали, что прекратится это, только когда в семье родится первым мальчик. Или когда первый ребенок в семье уйдет в монастырь и посвятит всю свою жизнь Богу. Это, между прочим, не дар, это проклятие, это на самом деле тяжело. Я видела бабушку, когда она лечила, как это переносила. Тяжело. Потому что нельзя.
И: А когда она зрение потеряла?
Э: Зрение она потеряла 15 лет назад. Она стала лечить ребенка, на котором была порча. Мальчик умирал, врачи не могли его вылечить. Любовница мужа, чтобы тот ушел из семьи, сделала так, чтобы ребенок умер медленной смертью. А она-то знахарка белая, ей нельзя лечить порчу, она никогда и не делала этого. Но мать умоляла, на коленях стояла, и бабушка решила помочь. Там надо отливать как от испуга, она взяла свечи, и когда их расплавляла, ей брызнуло в глаза. Один глаз ей сразу вырезали, а другой со временем ослеп. Ну нельзя было связываться белой знахарке с черной магией. Знахарство – это очень тяжелый труд.
МП: Меня бабушка научила, мамина мать. И мама маненько знала. Но бабушка лечила, а я рядом сидела. Доченька, если вдруг ребенка собака напугает, хоть чё, приходи…
Э: Нет, бабушка, я тебе не дам лечить. Ты последний раз лечила, потом болела три дня. Я тебя поднимать не смогу, у меня коленка сломана. Мы еле-еле тебя выходили.
МП: Соседям мальчишку отливала.
Э: Да-да. Это месяца четыре назад было. Потом еле-еле…Чтобы лечить, надо ходить в церковь. Церковь дает энергию, поэтому бабушка всю жизнь молилась и в церковь ходила, отмаливала грехи за это. Сейчас бабушка не может ходить в церковь, поэтому я ей не разрешаю лечить, потому что где ей брать энергию? Но у нас план до 105 лет дожить. Да, бабуля, будем до 105 лет жить?
МП: Да я хоть бы завтра умерла. Провались такая жизнь! Не видать света вольного! Без работы.
Э: Она говорит, чё я живу, вы за мной ухаживаете, да быстрее бы сдохнуть! Где моя смертушка!
МП: В речку бы нырнуть и не вынырнуть.
Э: Она мне в тот раз говорит, у нас какой-то дом-инвалидов. Говорит, надо всех на баржу и камень на шею. Я говорю, бабуль, а чего так? А она, а чё, я больная, в постели, ты, говорит, с коленкой, мать тоже, говорит, вся больная, лежачая. Так что всем на шею кирпич и с баржи.
Э: Но у нее здоровье очень крепкое. Зубы она лет в 70 только поменяла. У нее сердце крепкое, давление как у космонавта, единственное, зрения нет. Но женщина остается женщиной всегда. Она так себя щупает и спрашивает: «Я хоть не старая, не морщинистая». А я: «Бабуль, тебе 95 лет. Ты у нас просто красавица!». Одна знахарка сказала, что она на 96-ом году умрет.
И: Бабуль, а жизнь хорошая была?
МП: Хуже некуда! Что я пережила, не передать.